Как алене найти работу

Сейчас каждый третий карьерный консультант в моей компании получает такой запрос: «Думаю вернуться в Россию. Помогите с поиском работы, разместился на HH (HeadHunter. — Forbes), и что-то не зовут». 

Несмотря на массовый исход компаний из России, работа в стране есть, и ее много. На рынке стало даже больше вакансий. Оставшиеся бизнесы сейчас переосмысливают себя, меняют направления деятельности с учетом импортозамещения. А для этого нужны новые люди.

Почему тогда возвращенцам сложно устроиться на работу? Вопреки расхожему мнению, у работодателей нет предвзятого отношения к уехавшим и возвращающимся. Никто не хейтит и не притесняет. Что мешает поиску? Перестановки на рынке, международный опыт и зарплатные ожидания кандидатов. 

Что происходит на рынке?

Февраль 2022 года стал «водоразделом» для экономики России. Рынок становится более локальным, усиливается роль государства. Последнее активно вливает в развитие промышленности, оборонного сектора, агрокомплекса. Это связано прежде всего с импортозамещением: международные компании ушли с российского рынка, а спрос на продукцию остался. Работать в этих сегментах некому — в российской промышленности исторически огромный дефицит кадров. Отсюда рост вакансий. 

Как и раньше, вакансий для программистов много. А вот на других специалистов в IT-секторе спрос упал. Мало предложений и в консалтинге. Компании экономят в силу нестабильной финансовой ситуации. А консалтинг — один из костов, которые режут в первую очередь. К тому же консультантов чаще всего привлекали компании, которые выходили за рубеж, планировали продажу стратегам или выход на IPO. Все это сейчас мало востребовано на российском рынке. 

На каких специалистов растет спрос? 

• Лучше всего себя сейчас чувствуют синие воротнички. Это связано с ростом промышленного сектора в России. На каждого такого работника сейчас по 7-10 предложений. Зарплаты на этих позициях за прошедший год также выросли — на 15-50% в зависимости от отрасли. 

• Море вакансий для специалистов среднего звена. Места освободились, так как часть людей уехала за границу, часть пошла на повышение. При этом зарплаты для сотрудников остались такими же, как и до начала «спецоперации»*. В промышленности, оборонке, агросекторе они даже подросли, в среднем на 10-15%.

• Меньше всего вакансий сейчас на топовые позиции. Есть и снижение по заработным платам. Новым менеджерам предлагают примерно на 30% меньше, чем год назад. 

Почему топам сложнее других?

• За год выросло новое поколение старших менеджеров, они заняли место уехавших. Эти топы молоды, очень агрессивны и не планируют отдавать возвращенцам места в родных компаниях.

• В других компаниях найти позиции тоже сложно: топов любят выращивать из своих, тех, кто хорошо знаком с бизнесом. К тому же в некоторые фирмах сейчас объединяют направления в силу экономии. Все это тоже сказывается на объеме вакансий. 

• У многих топов — международный опыт. Российским компаниям сейчас он не нужен. А международных предприятий в России практически не осталось. 

• Меньше возможностей для роста стало в IT. Часть компаний ушла с российского рынка, в оставшихся руководителям по 35-40 лет, и они никуда не собираются. 

Как искать работу в новых реалиях?

В сухом остатке: если вы миддл (менеджер среднего звена. — Forbes) или синий воротничок, вас оторвут с руками и вы не просядете по деньгам. А вот топам придется нелегко. Чтобы найти работу, потребуется демпинговать по зарплате, а еще приготовиться к ожиданию. Поиск может занять от трех до шести месяцев в зависимости от квалификации. 

Единственный действенный способ — поднимать старые связи, использовать репутацию. Снижение числа публичных вакансий для старшего менеджмента — один из ключевых трендов на рынке труда. Бизнес переживает турбулентные времена, поэтому компаниям хочется минимизировать ошибки в найме. Как результат, работодатели предпочитают искать специалистов через нетворк либо хантинговые агентства. 

* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора

Режиссер Юрий Грымов обсуждает отношение россиян к работе вместе с хедхантером Аленой Владимирской и кандидатом психологических наук, разработчиком профориентационной методики Lifewriter Светланой Симоненко

Ю. Грымов:

— Здравствуйте. Это программа «Культурный код». Сегодня тема очень интересная, мы к ней долго подходили, потому что о ней можно делать не одну передачу, а целую неделю выходить каждый день, потому что тема очень больная. Это тема отношения нас, россиян, к труду и возможность трудоустроиться. Что такое дело жизни? Отношение россиян к работе – это что сегодня, дело всей жизни или поиск пропитания? Мы на эту сложную и очень актуальную тему мы пригласили поговорить Алену Владимирскую. Вы являетесь основателем Лаборатории карьеры Алены Владимирской. То есть это ваша лаборатория?

А. Владимирская:

— Да. Я на самом деле просто известный хедхантер, меня представлять можно просто так.

Ю. Грымов:

— Порталы поиска работы выяснили, что более трети россиян (38%) с высшим образованием не работают по специальности. По указанной в дипломе профессии трудится 40% россиян, еще 22% работают в смежной сфере. Среди опрошенных в возрасте до 24 лет по профессии не работают 54%, до 35 лет – 40%, старше 35 лет – 34% не работают. Эти цифры – повод для беспокойства, как вы считаете?

А. Владимирская:

— Нет. Объясню на своем примере. У меня два образования – сначала МГУ, потом Сорбонна. Я балетный критик, но не работаю по специальности. Я отработала по ней, наверное, полгода. Означает ли это, что я не люблю свою работу или неуспешна? Нет, не означает.

Ю. Грымов:

— Я про другое. Человек 5 лет учился, думал, что это дело всей его жизни, потратил на это свои деньги или деньги государства, время, надежды. И вдруг такое количество людей не работает по специальности.

А. Владимирская:

— Дело в том, что когда человек приходит учиться (у нас начинают получать высшее образование в 16-17 лет), вероятнее всего, большинство тех людей, которые учатся, выбирают профессию, что называется, наобум. Либо я иду в вуз, который максимально близок к дому, либо в тот, в который я смог поступить, либо за компанию с подружкой (и еще миллион разных причин). Кто-то учится, чтобы в армию не идти, кто-то – чтобы просто получить высшее образование, кто-то – чтобы потом хорошо работать. Но на самом деле ждать от 17-летнего человека, что он осознанно выберет профессию на всю жизнь, скажем так, довольно наивно.

Ю. Грымов:

— Я понимаю. Я занимаюсь режиссурой (театр, кино и т.д.), но я культуролог. То есть мне нужно было что-то закончить. Меня тянуло к культуре, но родители сказали, что надо закончить что-то. Помните, было такое правило: ты закончи хоть что-то, а потом разберемся. Я про другое говорю. Наше с вами любимое государство, чиновники, люди, которые простраивают какие-то отношения в обществе, пытаются прогнозировать ситуацию… Мы видим, что в этом году закончило институт гигантское количество налоговиков. Мы видим, их очень много, и туда попасть труднее, чем, скажем, в театральный вуз. И мы понимаем, что есть некий перекос. А, оказывается, половина из этих людей, которые заканчивают вуз, потом идут в менеджеры. Для государства это как? Все-таки какие-то надежды были.

А. Владимирская:

— Во-первых, с точки зрения государства есть несколько вещей. Первое. У нас снижается количество бесплатного высшего образования. И довольно много тех людей, которые заканчивают и идут потом работать не по специальности, они у нас заканчивали платно. И это уже зона ответственности их семьи, близких, но никоим образом не государства.

Ю. Грымов:

— Помните, у нас в России был перегиб с юристами?

А. Владимирская:

— Да, а еще с экономистами был такой перегиб.

Ю. Грымов:

— Сейчас, насколько я знаю, проблема с людьми, которые могут что-то делать руками (инженер, сантехник условно), те, которые могут производить что-то. Эти люди просто как класс исчезли. Я поэтому и думаю, что государство должно беспокоиться и как-то стимулировать, чтобы люди шли туда.

А. Владимирская:

— Юрий, у нас ситуация обратная. Вы говорите: как же так, государство возлагало надежды. Мне кажется, государство сейчас как раз не очень сильно обеспокоено. На самом деле у нас как раз нет стимуляции. Вы правы, у нас огромный разрыв между тем, кого выпускают (например, большое количество маркетологов или экономистов), и тем, что нужно. Например, токарь 5-го разряда получает в Москве больше, чем маркетолог, потому что найти его невозможно.

Ю. Грымов:

— Я как раз про это и говорю. Стимуляция интереса к профессии практически отсутствует.

А. Владимирская:

— Да, вы правы. Если мы вспомним старый опыт Италии, то, если вы помните фильм и компьютерную игрушку «Марио», это же на самом деле ассоциация сантехников спонсировала этот фильм и эту компьютерную игрушку, для того чтобы показать, какая крутая профессия сантехника, молодежи. На самом деле работают даже такие штуки. У нас этого нет ничего.

Ю. Грымов:

— Цифры – вещь упрямая. Отмечается, что по специальности чаще всего работают врачи, практически 100 процентов, юристы – 99 и главные бухгалтеры – 92%. Реже – менеджеры (маркетологи, закупка, дизайнеры и т.д.). Что же получается? Вот эти важные профессии (врач, юрист, бухгалтер) – это то, что можно, наверное, потрогать руками. То есть без образования я не могу стать бухгалтером, а быть менеджером по продажам – легко, в сфере обслуживания (ну, такого, среднего звена) – тоже легко. Таких людей много, их больше, чем производителей чего-то материального и очень важного. Ну, врач – это не производство, это сохранение жизни.

А. Владимирская:

— Тут еще такой момент. Дело в том, что эти профессии понятнее. То есть к 17 годам ты много раз сталкивался с врачами, даже если ты не болел, и ты понимаешь, ты идешь более осознанно. Семьи обычно понимают, что такое юрист. И чаще всего юристы – это династические профессии.

Ю. Грымов:

— И врачи тоже.

А. Владимирская:

— Да. И туда идут молодые люди более осознанно. А вот маркетолог – черт его знает, что это, это какая-то абстракция, или экономист. То есть у девочки в 16-17 лет это выглядит примерно так: я буду сидеть в красивом офисе, за красивым компьютером и чего-то там делать.

Ю. Грымов:

— Если касаться маркетологов, это была целая программа, она была очень эмоциональная, когда людям объясняли, что маркетолог – это бог продвижения, бог продажи и т.д. Но мы же видим, что маркетолог – это все-таки ХХ век, в XXI веке все немножко меняется. Но мы наплодили очень много этих людей, то есть профессии, которые нельзя потрогать. Нельзя сказать: давайте что-нибудь мы вместе обсудим, и я хочу понять, насколько вы понимаете профессию маркетолога. Как правило, это будут очень пространные заявления, разговоры ни о чем. И только через два месяца испытательного срока вы поймете…

А. Владимирская:

— Через три.

Ю. Грымов:

— Ну, это по закону. Я имею в виду, что уже через месяц будет все понятно. У меня вопрос. За время пандемии многие, к сожалению, потеряли работу. Как много соискателей решили кардинально поменять сферу деятельности после карантина?

А. Владимирская:

— Много. И чаще всего это не добрая воля, а вынужденная смена, которая связана с изменением экономической ситуации в той отрасли, в которой находится соискатель. То есть это насильственная смена, неприятная соискателю.

Ю. Грымов:

— Алена, вы сказали, что по профессии вы балетный критик, а теперь вы известный хедхантер. Вообще, я понял, что вы профессию не поменяли.

А. Владимирская:

— Во многом – да.

Ю. Грымов:

— Потому что вы критик, вы критически смотрите на человека, который приходит и просит работу найти. Скажите, те люди, которые сегодня потеряли работу и приходят к вам и вашим коллегам, что они говорят самое первое?

А. Владимирская:

— Они говорят: у меня критическая ситуация, я уже год или 8 месяцев без работы, у меня заканчиваются последние сбережения, и меня никто не берет, на мое резюме никто не отвечает, даже не смотрят.

Ю. Грымов:

— Они готовы полностью менять свою жизнь, заниматься той профессией, которую они не знают, и обучаться этому?

А. Владимирская:

— Это сложный вопрос. К сожалению, не смогу ответить однозначно. Большинство на начальном этапе, когда мы начинаем говорить, декларируют, что да. Но когда я начинаю говорить, что, например, ваш доход упадет в 3 или 4 раза (например, человек зарабатывал 100 тысяч, а в результате при переходе на новую профессию у него будет 35-40 тысяч или 20-25, и должность намного ниже), человек говорит: нет, я на это не согласен. Поэтому если мы будем делать такой замер, готовы ли, — да, готовы. А готовы ли вы и понимаете ли вы всю сложность этой смены, — большинство людей не понимают, и когда это обрисовываешь, конечно, говорят «нет». И начинают обвинять: я же был, условно, хорошим экономистом, хорошим маркетологом, хорошим редактором, давайте искать мне то же самое, за те же самые деньги.

Ю. Грымов:

— Алена, маленький совет. А что делать? Вот вы потеряли работу, понятно, что по этой профессии вы не вернетесь в эти свои 100 тысяч рублей. Что делать человеку, который стоит на таком краю?

А. Владимирская:

— Я дам три совета. Первый. Не стесняться признать (причем публично), что вы потеряли работу. Дело в том, что у нас в обществе почему-то считается, что сказать это стыдно. А вы же много лет работали, у вас много знакомых, которые работают. И в большинстве компаний есть вакансии, просто они сейчас не публичные. Поэтому чем большему количеству ваших знакомых, бывших коллег, людей, с которыми вы пересекались, клиентов, вы расскажете о том, что ищете работу, тем больше вы увеличите шансы на то, что вас будут приглашать.

Второе. На самом деле, когда вы потеряли работу, не ждать долго. Если в течение месяца-двух вы не можете найти работу, быстро приходите к карьерному консультанту или к кому-то еще, кто скажет, как вам максимально быстро переписать, переделать свой опыт, на что вы можете рассчитывать. То есть не тратить весь запас денег, а начать быстро переформатироваться.

Третье. Самому понять, что у меня лучше всего получается, и попробовать из этого «лучше всего получается» сформулировать, возможно, новую профессию. Как ни странно, у многих это работает.

И последнее. Надо понимать, что вход в другую отрасль и другую профессию легче всего делать через продажи. Многие не любят, не умеют продавать. Но если вы долго не можете найти работу, в новую компанию лучше заходить через менеджера по продажам, переступить через себя. И дальше внутри компании шансов вырасти в другие позиции значительно выше, чем претендовать на это с улицы.

Ю. Грымов:

— Допустим, пришел к вам я. Мне 55 лет, у меня обалденная биография, резюме – закачаетесь: количество наград и т.д. И вдруг я в 55 лет хочу полностью поменять свою деятельность, но базируясь, естественно, на знаниях и связях, которыми я располагаю. Какой шанс, что человека в 55 лет возьмут на работу?

А. Владимирская:

— Если честно, я буду вас страшно отговаривать. Потому что вы гуру и профессионал в своей отрасли. И если вас сейчас переводить в другую отрасль, это долго, сложно и унизительно для вас. На самом деле, если вам и будут предлагать какие-то позиции, то значительно ниже, и вас будут смотреть в последнюю очередь из-за возраста.

Ю. Грымов:

— Вот ключевое – из-за возраста. Мы говорили как-то про пенсионную реформу в нашей программе. Я не очень понимаю, как в 55 лет человек может найти себе новую работу или, допустим, работать в 60 лет, если он проработал большое количество времени, условно, в забое, то есть занимался физически трудной работой. И он должен в 55 лет уже отдыхать и иметь минимальные деньги, чтобы хотя бы хлеб с маслом кушать. И вдруг нам предлагают, что после 50 – новая жизнь. Алена, трудно в 55 лет найти работу?

А. Владимирская:

— Это чудовищно трудно. И тут даже нечего врать. Это самая сложная категория — люди старше 55 лет, если они теряют работу. Почему я и говорю, ищите по своим. Условно, чтобы вас внутри кто-то порекомендовал и поручился. Это фактически для вас единственный шанс найти работу. Все, что вам говорят: какие-то программы переквалификации и прочее, на самом деле, не могу сказать, что этого нет, но работает это чудовищно плохо.

Ю. Грымов:

— Скажите, эта модель: молодой, яркий, перспективный, — честно говоря, она такая немножко американская. Я в 92-м году работал в Америке, в Лас-Вегасе, и меня это поразило, что эта наглая блондинка с не очень хорошим образованием и опытом, она побеждает на любом собеседовании любого человека, которому 40.

А. Владимирская:

— Юрий, она побеждает даже раньше. Если 40, еще, может быть, нет. Там резюме, опыт, можно сделать так, что вы победите. Но если 55, то просто ваше резюме будут читать первые два-три абзаца и дальше даже не будут читать, не будут читать опыт. То есть на самом деле идет отсев по возрасту, хотя законодательно как бы он запрещен, но правда выглядит так.

Ю. Грымов:

— Но это же катастрофа. Помните «Три сестры» Чехова? Они же говорили о востребованности: мы хотим любить, мы хотим работать. Не в смысле работать, а чтобы быть востребованными, нужными людьми.

А. Владимирская:

— К сожалению, правда, у нас в большинстве своем не ценится опыт. Я в этом смысле смотрю… До пандемии мы много путешествовали. Приезжаешь во Францию, а там стоит официант 55 лет, он весь преисполнен достоинства, и не знаешь, с какой стороны к нему подлезть, чтобы он тебе кофе принес. А у нас эта история, что нет ценности опыта как такового и нет ценности долгости работы, и особенно долгости в одном месте.

Ю. Грымов:

— Даже не то, что долгости работы. Я думаю, вы правильный пример привели относительно Европы, там целые семейные традиции, то есть папа официант, дед был официантом, причем в этом же ресторане. А у нас же все меняется, у нас даже рестораны меняются, и туда приходят случайные люди. Кстати, я тоже могу посоветовать нашим радиослушателям. Неважно, где я работал, много чем я занимался, и я всегда довольствовался этим. Я никогда не выстраивал: а вот скоро я буду где-то, и там я ого-го как дам. Я все время был в моменте, радовался и работал на 100 процентов на этой работе.

А. Владимирская:

— Я хотела сказать примерно то же самое, только другими словами. Все равно ценят экспертов. Если вы суперэксперт, вас, вероятнее всего, ценить будут больше. И в этом случае это проклятье возраста уходит. Но если вы суперэксперт, и об этом знаете только вы, к сожалению, это плохо. О себе надо рассказывать. Я не говорю, что надо делать аккаунты, типа, как у Ольги Бузовой, чтобы кричать со всех заборов. Но вас должно знать профессиональное сообщество, типа, он очень крутой бухгалтер. Вот если вас знают как суперпрофессионала, то вопрос возраста уже, в общем, не ключевой. Я не думаю, Юрий, что вам кто-то не дает деньги, сценарии или что-то еще именно из-за возраста.

Ю. Грымов:

— Нет. Я концентрировался не вокруг себя, я говорил именно о возрасте.

А. Владимирская:

— Если вы суперпрофессионал, то эта история возраста уходит. Ну, она очень крутой бухгалтер, она может оптимизировать все финансовые потоки, ну и бог с ней, что ей 56 или даже 60 лет, мы ее ценим, потому что она может то, чего не могут другие.

Ю. Грымов:

— Большое спасибо, Алена. Также сегодня у нас в гостях Светлана Симоненко, кандидат психологических наук, разработчик методики Lifewriter. Перевожу на русский язык… Светлана, я могу перевести это на русский язык?

С. Симоненко:

— Здравствуйте, Юрий. Это методика профориентационная, которая как раз помогает людям определять свой карьерный путь.

Ю. Грымов:

— Но в переводе это означает…

С. Симоненко:

— «Творец жизни».

Ю. Грымов:

— Я читал ваше интервью. Вы говорите, что каждый человек – творец своей жизни, в этом идеология вашей компании.

С. Симоненко:

— Да.

Ю. Грымов:

— И тут мы говорим о том, что мы все – творцы, поступаем в вузы, чтобы просто закончить, а потом разберемся. Потом мы всё это меняем, пересматриваем, люди не трудоустроены. Гигантское количество актеров (я говорю про свою отрасль), которые просто физически никому не нужны. Просто физически нет работы. Их много, труппы театров переполнены, съемок не так много, они просто не нужны в таком количестве. Вот вы говорите: творец. То есть он – творец собственной жизни. Не получается так, что он творец своей жизни, его как-то выстраивает рынок.

С. Симоненко:

— Знаете, Юрий, это двусторонний процесс, который идет навстречу друг другу. Я сейчас не буду говорить именно об актерской профессии, потому что там очень много вводных, но скажу про другие области. Когда человек выбирает, куда ему идти, он ориентируется на два фактора. Первый – это его желание, какой-то интерес. А второй – некая конъюнктура, которая складывается из очень разных составляющих для молодого человека, который выбирает свой путь. Не последнюю роль в этом играют родители, семья. Если мы говорим про какие-то серьезные вузы, куда поступают молодые люди, сейчас многие из них платные, и родители, что называются, отдают ребенка на следующую ступень своего развития.

Ю. Грымов:

— Светлана, давайте честно скажем, не все родители способны настолько прогнозировать развитие рынка, брать на себя такую ответственность и загонять иногда своего ребенка в вуз по усмотрению родителей. Они же базируются на собственном опыте, а сегодня рынок меняется. Вы можете сказать, куда он меняется, и какие профессии, по всей видимости, исчезнут или будут мало востребованы?

С. Симоненко:

— Знаете, Юрий, на эту тему есть очень много исследований. Я бы сделала фокус на том, что мы можем очень много думать, но вы знаете, наверное, есть такая теория сингулярности, которая говорит о том, что мы в какой-то момент не можем предсказать. Все будет так быстро меняться, и по прогнозам некоторых футурологов, говорится о том, что мы всё ближе подходим к этой точке, когда перестанем вообще понимать, что происходит, и перестанем прогнозировать.

Честно говоря, это достаточно бесполезная вещь – думать сильно наперед. Потому что здесь ключевая роль скорее в том, что родители часто не понимают, что их ребенок – это другая личность, и жить он будет в другое время. И на самом деле даже сами родители часто не планируют свою собственную жизнь на какой-то длительный период.

Ю. Грымов:

— Тут я с вами поспорю. Есть же профессии, которые… Что бы ни случилось, какой бы популярный блогер ни был сегодня, завтра он будет безработным, но зубы болели и будут болеть.

С. Симоненко:

— Да, зубы болели и будут болеть, но, знаете, технологии меняются. Например, сейчас набирает популярность такое новое направление, как ноономика. Это экономическая теория, которая говорит о том, что мы подошли к той точке, когда знания превалируют над материальным производством. О чем это говорит? Что образование и область знаний в цене любого продукта и любого труда будет весить гораздо больше, чем материалы, из которых этот продукт сделан. Например, айфон по своей стоимости (его железо) только на 4,8%, по данным самого Apple, материальная составляющая, а остальное – мозги, интеллектуальная собственность.

О чем я говорю? Зубы будут болеть, но не факт, что их будет лечить человек. И когда это произойдет, мы не знаем. Поэтому ключевая задача людей сейчас – не стараться искать, где можно будет лучше заработать и так далее. Потому что тренды меняются, причем меняются очень быстро. Некоторые профессии, которые вводят как дань моды вузы, становятся уже ненужными к моменту, когда студенты выпускаются из вузов. И мы это видим прямо сейчас. Например, некоторое время назад начала набирать популярность аналитика данных, и даже специальности вводились. А уже через 5 лет мы видим, что сейчас машинное обучение достигло такого размаха, что многие данные просто автоматически, алгоритмами обрабатываются.

Ю. Грымов:

— Светлана, такая статистика тоже есть, что в вузы, где готовят чиновников (людей, которые хотят работать на госслужбе), попасть практически нереально, а в творческие вузы, допустим, попасть стало гораздо легче. Можно ли предполагать, что эти родители и сами учащиеся чувствуют, что нужно подойти близко к государственному пирогу и быть под прикрытием этого государства, а не превращаться в космонавтов? Мы хорошо отмечаем День космонавтики, но больше говорим о Гагарине, чем о сегодняшних достижениях. Говорит ли это о том, что родители и молодежь пытаются быть ближе к государству, видя, что там будет защита? Я про тенденцию.

С. Симоненко:

— Знаете, да, есть такая тенденция. Но я бы сказала о том, что скорее ее надо рассматривать еще и с другой стороны. Что государственная служба у нас потихоньку обеляется. И если какое-то время назад быть чиновником было практически позорным, то сейчас это уже не так. Я вижу, что за последние лет 5-8 на госслужбу стало приходить все больше людей очень талантливых, людей из бизнеса. Поскольку на госслужбе зарплаты, прямо скажем, не всегда конкурентоспособны для рынка, то они наработали себе какую-то подушку, и они говорят: я хочу что-то сделать для страны, для дела. Это не громкие слова, это реальные установки людей.

Поэтому здесь, с одной стороны, люди думают, что это защита, а с другой стороны, они уже понимают, что это не стыдно, это хорошо, там могут быть перспективы. Кроме того, очень важную вещь вам скажу. К сожалению, ни родители, ни дети часто не понимают, из чего будет на самом деле состоять работа. То есть они себе что-то придумывают, как они это видят со своей перспективы. Но когда ребенок начинает учиться в вузе, то он просто напитывается знаниями. А вуз имеет две функции. Это не только знания, которые получает молодой человек, но, с другой стороны, он еще потихонечку начинает познавать себя, он начинает проверять свой интерес.

Вот когда ты сидишь на лекции или делаешь какую-то практическую работу, ты понимаешь, тебе вообще это интересно, тебя в сон не клонит, извините, с души не воротит с этого материала или тебе хочется страничку перевернуть, или тебе хочется по ссылке пройти, поискать какой-то источник. Если человек попал в область, хотя бы не ту, которая сообразна его внутренней природе… А это очень важный фактор, который многие недооценивают. Если он попал хотя бы близко, и там у него эти ссылочки попадаются, его кривая как-то выносит. А если он попал совсем не туда, то ему даже где-то на периферии того круга знаний, который дается в вузе, не попадает того материала, который может быть ему интересен. И тогда это действительно несчастье, тогда это действительно превращается в трагедию. Когда ко мне, например, приходит мальчик, которому 20 лет, его папа прислал, и говорит: «Моя жизнь прошла зря, я 20 лет прожил зря». Я говорю: «Что ты говоришь?» Он говорит: «Я сейчас сижу на лекции и понимаю, что ничего не понимаю, и мне противно. И в этом виноват мой отец, потому что он меня в этот вуз отправил».

Ю. Грымов:

— Светлана, часто ли вы слышите от клиентов, которые приходят и ищут работу, слова «хочу найти дело всей своей жизни»? Исходя из наших разговоров с вами и с Аленой Владимирской, получается, что все так стремительно меняется, и даже вы сейчас сказали, что зубы будут лечить роботы. Так вот, исходя из этого, я понимаю, что профессии творческие (художник, режиссер, актер, писатель) – какой робот? — не обсуждаются. Так вот, эти люди понимают, что найти дело своей жизни – это не всегда легко? Как вы, человек, профессионально занимающийся этим, помогаете людям?

С. Симоненко:

— Знаете, на самом деле это ровно моя профессия. Я не трудоустраиваю людей, я помогаю им определиться, какого рода работу им надо искать. Ко мне разные люди приходят, и в возрасте 50 лет, предпенсионного возраста, и люди зрелого возраста…

Ю. Грымов:

— Светлана, как так? Вы провидец, что ли, у вас голубой шар стоит, вы на воду дуете, говорите какие-то заклинания? Понятно, что это ваша работа, вы на этом зарабатываете деньги. А эффективность как измерить?

С. Симоненко:

— Давайте я вам расскажу. У нас есть психологические методики, это наши собственные разработки, которые сделаны для того, чтобы изучать личность человека. Когда человек заполняет опросник, мы можем посмотреть по большому количеству параметров… Вот как вы кровь сдаете, и у вас такая большая распечатка с разными параметрами, по которым врач может сказать, условно, какое у вас заболевание, какой вам нужно вести образ жизни, что есть, что не есть, какая диета. Точно так же я как психолог, глядя на результаты тестирования, могу сказать…

Ю. Грымов:

— Эффективность? Человек приходит через 5 лет и говорит: Света, вот вы мне тут написали список, я ответил на 600 вопросов, а вы мне сказали, что я должен быть маркетологом или сантехником. Сантехник плохо пахнет, а маркетолог уже никому не нужен. Света, что ты сделала?

С. Симоненко:

— Давайте я приведу пример. Поскольку я и моя компания были партнерами Игр в Сочи, когда Игры организовывались, то люди, которые там работали, были отобраны как раз по этим методикам. И задача была такая, чтобы люди, которые никогда в новых российских реалиях не проводили Игры, пришли и выполнили свою работу с максимальной отдачей, максимальной эффективностью, научившись перед этим, как это надо делать. И чтобы никто не уволился в процессе. Я вам могу сказать, что мы работали с 2008 года с Оргкомитетом, и те люди, которых мы набрали, это сделали. Мы имели возможность в течение длительного времени смотреть, что происходит с людьми.

Ю. Грымов:

— Света, не все могут к вам обратиться, не все могут позволить себе оплатить эту услугу. Как быть? На страну обрушились не учителя, а сплошные коучи. Люди платят деньги, слушают эти лекции, не понимая того, что это тоже бизнес, грубо говоря, разводилово и зарабатывание денег в моменте, во время этой лекции. Давайте посоветуем. Те люди, которые не могут к вам прийти за советом, как быть людям, которые потеряли работу, и нужно что-то делать?

С. Симоненко:

— Если говорить о людях, которые потеряли работу, то есть о взрослых людях, то я рекомендую сделать такое простое упражнение. Но перед тем как я расскажу, как это сделать, мне хочется сказать очень важную вещь, которую надо помнить и всегда держать в голове. Можно написать у себя на бумажке и повесить перед столом или над кроватью, и когда встаешь, все время смотреть.

Первое, что надо запомнить. В любой профессии можно быть неуспешным. Даже если вы выберете самую денежную, конъюнктурную работу, это не значит, что мы не потеряете ее или что там вдруг не перестанут платить те деньги, на которые вы рассчитываете, или еще что-нибудь не произойдет.

Ю. Грымов:

— То есть быть готовым к неуспеху.

С. Симоненко:

— Да. И выбирая какую-то другую профессию, например, творческую, если ты рассчитываешь, что она не денежная, ты не знаешь, как это будет, если эта работа, что называется, тебе по мерке (я имею в виду, что она тебе подходит по твоему психологическому профилю), ты даже не представляешь, какой эффект это может дать. Знаете, у Билла Гейтса есть прекрасная фраза — «Выберите работу по душе, и вы никогда не будете работать».

Второе, что очень важно. Никогда не поздно. То есть вы должны всегда смотреть вперед. Ко мне приходили люди, которым под 40 лет, с не полученным когда-то высшим образованием, потому что были 90-е, надо было деньги зарабатывать, другим заниматься, и это было не престижно тогда, в университете сидеть. И вот они приходят и говорят: да ну, куда я пойду учиться, жизнь прошла и т.д. Я говорю: «Тебе сколько лет?» — «38»…

Ю. Грымов:

— Светлана, извините, что перебиваю. Самое важное, что сейчас прозвучало, «никогда не поздно». Я это знаю по себе, по своим друзьям. Не опускаем руки, господа. Мы все равно строим свою жизнь сами (понятно, что с божьей помощью, но мы верим в себя). Поэтому слушайте программу «Культурный код», надеюсь, мы будем для вас полезными.

Увидимся в следующем эфире.

Одна из проблем, с которой сталкиваются соискатели, — отсутствие интересных вакансий. Кажется, что их размещают только «для своих» в Facebook или Telegram. Алена Владимирская, известная как «главный хантер рунета», сооснователь платформы «Антирабство» и «Лаборатория карьеры», запустила новый бесплатный сервис, где собирают объявления с 182 источников и подбирают еженедельно 12 эксклюзивных вакансий под ваш профиль. Т&Р поговорили с Аленой Владимирской об особенностях сервиса и принципах отбора.

Идея и миссия сервиса

За 19,5 лет в рекрутинге в России ко мне обращалось множество молодых начинающих специалистов со следующим запросом: «Я не понимаю, как мне развиваться, потому что откликаясь на интересные мне вакансии, ничего не происходит. Меня зовут на вакансии, которые мне не интересны». Я выделила две основные проблемы: соискатели не могут найти интересные им вакансии, и отклики часто уходят в пустоту. У меня телеграм-канал «Вакансии от Алены Владимирской», где 92 000 подписчиков. В нем следующий формат: 6 самых интересных вакансий дня. Для того, чтобы поставить 6 интересных вакансий в день, мы находим примерно 100 вакансий на разных ресурсах. На стандартных job-ресурсах интересных вакансий все меньше, и все больше в facebook, Linkedin, Telegram. Нет единой точки сбора.

Тогда мы решили придумать новый сервис, который может решить эти проблемы. Он отличается тем, что вакансии собираются со 182 источников (LinkedIn, Glassdoor, тематические группы в Facebook, Telegram, ВК, корпоративные сайты, сайты рекрутинговых агентств и многие другие источники). Еженедельно алгоритм отбирает 12 лучших вакансий под определенный профиль:

• пять вакансий, для которых нужны люди с релевантным опытом работы;

• пять вакансий, интересных именно соискателю;

• две вакансии, которые могут изменить жизнь.

Эксклюзивное исследование сферы корпоративного обучения в России: тренды, практики, инструменты. Опыт 70 компаний совокупной командой 800 000 сотрудников. Скачать бесплатно прямо сейчас.

Всегда есть «фановые» вакансии, на которые мы чаще всего не откликаемся, но думаем: «Когда мне все окончательно надоест, я брошу все и поеду помощником бармена куда-нибудь на Бали». Я знаю людей, которые резко меняли жизнь, поэтому такие предложения тоже будут полезны.

Мир меняется. Нужно всегда мыслить наперед и думать над тем, в каких направлениях вы бы могли развиваться еще

Поэтому мы вам покажем вакансии не только журналистов. Условно, это будут продюсеры, например, в сфере онлайн-образования, можно также предложить вакансии из PR.

Еще одно отличие нашего сервиса от остальных — мы собираем вакансии по всем источникам, в том числе по закрытым, например, сайты хантинговых агентств. Они проходят фильтрацию. Работодатели часто обманывают. Например, пишут: «Нужен менеджер по продажам», не могут найти и через время указывают: «Директор по продажам» или «Руководитель группы продаж». Или же указывают зарплату максимальную, хотя по факту она в два раза меньше. Все остальное — несуществующие премии.

Мы также хотим приучить наших пользователей к тому, что вакансии надо читать периодически, как СМИ, не только тогда, когда вы ищете работу. Эти подборки показывают, каких скиллов не хватает для того, чтобы сделать следующий шаг. Если вы видите, что хотите в новую сферу, и другие люди из вашей отрасли в нее успешно переходят, то необходимо понять, каких знаний и навыков недостаточно, и заполнить пробелы. Поэтому мы делаем рассылку, которую надо читать не только тем, кто ищет работу. Полезно также узнать, какие сферы сейчас востребованы. Мы между строк говорим: «Смотри, точка роста не только здесь. Поэтому читай постоянно и развивай навыки. Смотри на эти вакансии».

Наш сервис — это бесконечная история инвестиций в себя. Он бесплатный. Мы показываем, во что надо инвестировать сегодня, чтобы сделать следующий шаг. Это могут быть две вещи: какие навыки развивать и в какие направления идти.

Пример вакансий, которые предложат при следующем запросе

Размер компании: средний
Уровень позиции: Upper middle
Индустрия: СМИ
Функция: Проекты

Эксклюзивное исследование сферы корпоративного обучения в России: тренды, практики, инструменты. Опыт 70 компаний совокупной командой 800 000 сотрудников. Скачать бесплатно прямо сейчас.