Поставит ли приговор суда крест на карьере, на какую работу берут с судимостью и какие фонды помогут
Не жди душещипательных историй о Николае, который на свободе провёл только двадцать первых лет из своих шестидесяти и теперь мечтает о работе. Мы не будем обличать прокуроров и бить пяткой в грудь. Это не к нам.
Но если хочешь получить реальные советы: что делать, если судимость есть, а работы нет ‒ читай дальше.
Можно ли снять судимость и когда
Почти каждый шестой житель России имеет судимость, а по данным ФСИН ‒ на 1 января 2021 года общее количество заключённых в стране составило 483 000 человек.
Если тебе тоже выносили приговор ‒ наверняка статью 86 Уголовного кодекса ты знаешь наизусть. И всё-таки повторим матчасть.
Человек считается судимым до того момента, как судимость снимут или погасят. После этого правовых последствий судимость не имеет, то есть её нет.
Судимость бывает разная:
- Текущая ‒ человек либо ещё в колонии, либо не прошёл срок давности
- Условная ‒ для условно осуждённых
- Погашенная ‒ прошёл срок давности
- Снятая ‒ срок давности не прошёл, но судимость сняли за хорошее поведение или по амнистии/помилованию
Если от наказания освободили вообще ‒ считаешься несудимым.
Снять судимость хочется как можно раньше. Если судимость снята или погашена ‒ можно с чистой совестью указывать в резюме: «Судимости не имею».
Для досрочного снятия судимости нужно подать заявление в строго установленные сроки. Условие ‒ отличное поведение и/или возмещение причинённого вреда.
Отличное поведение не значит, что надо пачками переводить старушек через дорогу. Достаточно просто не привлекать внимание полиции.
Когда можно подать прошение о снятии судимости:
-
Если осуждение условное ‒ по истечении половины испытательного срока
-
Если наказание более мягкое, чем лишение свободы, ‒ через 6 месяцев после исполнения наказания
-
Если преступление небольшой или средней тяжести ‒ через 18 месяцев после отбытия наказания
-
Если преступление признано тяжким ‒ через 4 года
-
Если преступление особо тяжкое ‒ через 5 лет после выхода на свободу
Куда не возьмут с судимостью
Образование
Закон ‒ ст. 331 Трудового кодекса ‒ говорит, что если судимость получена за преступления небольшой и средней тяжести, допустить педагога к работе можно. Правда, придётся получить разрешение комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав.
Грустно: если нет отчаянного дефицита в учителях, скорее всего, откажут кандидату с любой судимостью. Особенно в крупных городах ‒ администрация школы боится проблем с родителями.
Хочешь работать именно в школе ‒ напиши убедительное сопроводительное письмо. Можно переключиться на репетиторство или преподавать по скайпу.
Ещё вариант ‒ вести курсы для взрослых. Для работы с ними таких жёстких ограничений нет.
Госслужба
Служба в армии, ФСБ, таможне и полиции, в судебных органах, адвокатская деятельность, авиаслужба, госслужба ‒ к сожалению, всё это для тебя закрыто. Забудь.
Можно пойти в частное охранное предприятие. Закон запрещает выдавать лицензию охранника судимым. Но если судимость снята или погашена ‒ у тебя её нет. Всё зависит от конкретной организации ‒ где-то могут и отказать.
Медицина
Основанием для отказа может служить судимость за преступления, связанные с профессиональной деятельностью. Если преступление не связано с медициной и судимость снята или погашена ‒ работать врачом можно.
В поликлинику или городскую больницу могут взять ‒ сам знаешь, врачей не хватает. А вот в частном медцентре ‒ на усмотрение работодателя.
Культура и соцсфера
Ограничения такие же, как и для учителей. С детьми работать не дадут. В частный театр, где нет детских спектаклей ‒ возьмут.
Вообще ‒ если твоя статья имеет отношение к профессии, лучше задуматься о переобучении. Работать по профессии ты точно не сможешь.
Как найти работу человеку с судимостью
Денег на своё дело нет, судимость не погашена. Прямо скажем, ситуация отчаянная. Всё зависит от тебя ‒ или сцепить зубы и терпеть, или окончательно потерять контроль над жизнью.
Это тяжёлое время, да. Твоя цель сейчас ‒ не заработать, а создать репутацию. Соглашайся на любую работу. Помни ‒ безупречное поведение поможет снять судимость досрочно.
Денег на своё дело по-прежнему нет, судимость снята. Уже появились перспективы. Со снятой судимостью можно устроиться на работу. Да ‒ можно.
Указывать ли судимость в резюме ‒ решать тебе. Смотря куда и на какую должность хочешь устроиться. Скорее всего, должности с материальной ответственностью для тебя закрыты. Сделай ставку на рабочие вакансии, работу вахтой, дистанционную работу.
Наш совет ‒ не писать в резюме про судимость. Конечно, если перерыв в стаже большой, придётся говорить правду. Но если судимость была условной, в резюме о ней можно умолчать.
А вот на собеседовании надо рассказать всё. Когда, что и за что. Врать и умалчивать не надо ‒ перед оформлением тебя всё равно «пробьют по базе». Липовая справка о несудимости не поможет ‒ наоборот, выгонят с «волчьим билетом» по ст. 81 ТК (предоставление подложных документов).
Попробуй превратить минус в плюс. Расскажи, что понял, чему научился. У тебя был опыт ‒ и очень суровый. Ты мотивирован на работу и будешь её ценить.
Фриланс и самозанятость. Если есть стартовые условия ‒ крыша над головой, минимальные накопления и выход в интернет ‒ можно попробовать самозанятость и фриланс. Интернет нужен для поиска заказчиков.
Если можешь предложить востребованные товары и услуги ‒ пробуй. Налоги минимальные, с 2020 года самозанятым может стать любой.
Делай ремонт, вскапывай огороды, пиши тексты, шей кукол, чини телевизоры, фотографируй, организовывай мероприятия, пиши код, преподавай языки, пеки торты, выгуливай собак, сиди с соседской бабушкой ‒ начни с малого, главное начать.
Кто поможет ранее судимому найти работу
Если судимость погашена, а в справке о судимости она указана ‒ подай заявление начальнику информационного центра, выдавшего справку, и попроси внести изменения. Если получишь отказ ‒ попробуй через суд.
Некоторые советуют ‒ через ЗАГС сменить имя, отчество или фамилию. К сожалению, это не работает. Кроме того, если обман вскроется ‒ будет некрасиво.
Теперь об организациях и фондах, которые могут помочь.
В рамках фонда «В защиту прав заключённых» (признан иноагентом) действует проект «Ресоциализация и трудоустройство заключённых». На сайте фонда можно заполнить анкету, и фонд поможет трудоустроиться. Рассчитывай на вахтовую работу, условие ‒ прописка в Москве или Московской области.
Проект благотворительного фонда помощи осуждённым и их семьям «Русь сидящая» (признан иноагентом) предлагает помощь юристов, в том числе заключённым в колонии, поддерживает семьи осуждённых, помогает в трудоустройстве.
Фонд помощи заключённым размещает вакансии для кандидатов с судимостью ‒ в основном работа вахтой, вакансии грузчика, комплектовщика, упаковщика, швеи.
Программа «Возвращение» православной службы помощи «Милосердие» помогает людям, приехавшим в Москву и оказавшимся без крыши над головой. Некуда идти ‒ приходите туда. Адрес и контакты на сайте.
Центр социальной реабилитации и адаптации находится в Казани — консультирует по юридическим вопросам, раздаёт продукты, сезонную одежду, помогает найти временное жильё, помогает трудоустроиться.
Портал «Душевная Москва» размещает вакансии от партнёров ‒ благотворительных фондов и социально ориентированных организаций.
Бюро помощи гражданам в Екатеринбурге, проект «Правовая помощь для всех» предлагает бесплатную юридическую помощь, помогает найти место в жизни после освобождения.
Межрегиональный благотворительный фонд помощи заключённым в Москве помогает осуждённым женщинам и их детям. В реабилитационном центре «Аврора» москвичкам помогут найти работу, бесплатно консультируют по разным вопросам.
Центр социальной помощи «Шаг вперёд» в Сургуте предоставляет социальную гостиницу, где бывшие заключённые могут бесплатно жить от 3 месяцев до 1 года. Центр поможет найти работу после тюрьмы и оформить все нужные документы.
Образ освободившегося человека в России ассоциируется с отсутствием выбора, привычкой к низкооплачиваемому труду и невозможностью защитить свои права. Анна Боклер поговорила с людьми, давно покинувшими места лишения свободы, о сложностях при поиске работы и о том, какие существуют варианты. Юрист проекта «Русь сидящая» прокомментировала ситуацию.
Монологи из массовки
Кто и зачем подрабатывает актерами и зрителями в массовке
Руслан, курьер и сценарист
Я получил образование политолога, но, так как диплом защищал в 90-е, до ареста занимался только мелким бизнесом. За шесть лет срока связи подрастерялись, возвращаться было особо некуда. Понятно, что при всём желании я бы не смог устроить себе каникулы после тюрьмы: надо было искать ночлег и питание. Настроение было — в бой! Быстрее что-то делать, включаться в реальную жизнь.
Я освободился в середине нулевых, получил деньги на плацкартный билет до города по месту прописки. Там в социальном отделе мне выдали 1300 рублей, после чего поехал в Москву. В зоне я несколько лет работал пекарем. Мне капали какие-то деньги на счет, но они были несопоставимы с зарплатами на воле, поэтому не было мысли копить. Тратил там же в ларьке: бублики, конфеты — вот, собственно, и всё. В широком смысле зона дала мне разные новые качества, но это больше про философию принятия жизни и себя — каких-то конкретных навыков для монетизации я не получил. Так что сначала я устроился уборщиком снега на территории больницы. Там платили 13 тысяч, но была подсобка и трехразовое питание. Это было вполне удобно на первое время, хотя я и не очень комфортно себя чувствовал, будучи по факту дворником — это тяжелая физическая работа. А меня пугало, что она затянется навсегда: всё-таки мало где еще можно было бы претендовать на условия пансиона.
Поставил себе цель выйти из этой зоны комфорта. Как только накопил деньги на съем жилья — сразу же ушел работать курьером. И вот последние годы работаю в службах доставки. Зарплаты хватает на съем комнаты около конечной станции метро, еду и одну поездку на море в год.
Водитель трамваев рассказывает о работе и любви (к трамваям)
«Трамваи как люди, совершенно разные»
Самое страшное — менять работы: несколько раз фирмы закрывались, и приходилось искать новое место. Никогда не знаешь, на сколько останешься без денег, — ходишь по собеседованиям, где-то проходишь, тебе говорят: «Всё хорошо, вы нам подходите, вечером перезвоним, завтра подпишете документы». Когда вечером не перезванивают, звонишь сам. «С вами всё отлично, но мы уже закрыли вакансию, простите». Всё становится ясно… Вероятно, где-то не проверяют, где-то умеют закрывать на это глаза.
Не могу сказать, что моя работа интересная. Целыми днями ездить по Москве в течение 15 лет — утомительно, но как-то пока на большее я не собрался. Я пишу сценарии, хочу начать подавать на конкурсы, чтобы как-то это монетизировать. В идеале я хотел бы получить грант на свой проект — сайт, где могли бы общаться люди с тюремным опытом по всему миру, помогать друг другу с работой, морально, в общем, наводить мосты.
Если бы у меня была возможность что-то решать на уровне государства, вряд ли бы я попросил каких-то преференций для бывших осужденных, но искал бы инструменты для разбивания барьеров, которые замыкаются по периметру, когда человек пытается трудоустроиться.
Понятно, что у проблемы две стороны: доступ к базе судимости и отношение общества к судимым. Если честно, я после стольких лет на свободе, в нормальном, как говорят, обществе, уже не представляю каких-то глобальных изменений по второму пункту. А вот сделать базу менее доступной… Было бы замечательно, если бы ее могли просматривать только при трудоустройстве в специфические места, а не повсеместно.
Еще, конечно, было бы здорово иметь социальное сопровождение в России, чтобы на свободе ты сразу получал возможность проконсультироваться по работе и узнать о вакансиях, куда тебя возьмут с судимостью. Но понятно, что еще лучше было бы скопировать с некоторых других стран правило второго шанса — когда человека, судимого впервые, не касаются практически никакие ограничения после освобождения.
Мне лично подходит исполнительский труд, при котором ставятся четкие задачи. Конечно, работе курьером я бы предпочел офис, работу менеджером, видимую карьерную лестницу. Но ни на что не жалуюсь, я как-то осел в Москве и живу по своим потребностям. Мне действительно становится страшно, когда смотрю на ситуацию в масштабах страны. Разговаривал на днях с охранником из городского сада, ну, из тех, которые ходят в форме, напоминающей камуфляж, и следят за порядком. Он говорит, что работает за полторы тысячи в сутки, а чтобы эти деньги довезти обратно, в регион, вынужден брать с собой картошку, соленья, крупы. Мне один священник недавно сказал: «Видишь, нормальные здоровые люди не нужны обществу, а что про вас говорить?» В этом можно усматривать дискриминацию, но он ведь действительно сказал то, что видит…
Екатерина, бармен, домохозяйка
Мой младший сын родился в Тагиле, в колонии, где я отбывала срок. Конечно, это событие и определило всю мою дальнейшую деятельность на зоне. Я работала на «промке» (промзоне. — Прим. ред.), но из-за серьезных проблем со зрением не могла шить — занималась чисткой вещей. Там у меня была зарплата 100 рублей в месяц, с них 40 рублей уходило на оплату адвокатских исков, остатки копить мне, конечно, не приходило в голову — старалась что-то купить ребенку.
Пособий на ребенка не полагалось, по крайней мере администрация не дала написать на это заявление. Как мы потом поняли, деньги на наших детей получала администрация. На что они расходовались, я могу только догадываться. Подгузники и одежду присылали разные фонды в качестве гуманитарной помощи, а детское питание было прозрачным, без запаха молока, — я не предполагала, что оно может быть такой консистенции; грудью кормить запрещалось. Подросшим детям давали ту же баланду, что нам, только перетертую. Понятно, что все, у кого водились деньги, старались что-то докупать детям, пронести гостинцы можно было только нелегально, в час встречи с детьми, — думаю, не надо объяснять, в чем именно проносили.
«У меня не было такой привилегии — получать от семьи достаточно денег»
Владельцы компаний рассказывают о первой работе и подработках
Еще работала в прачке, устроилась забесплатно стирать детские вещи — там из-за угла можно было заглянуть в детскую комнату. Третья работа была неформальная — мытье общих территорий. Соглашаться на это считалось позорным, и меня по этому поводу сильно унижали в колонии. Я понимала, что если не буду делать грязную работу, то меня и моего ребенка кормить никто не будет, — терпела.
Конечно, это была работа не за наличные деньги, просто все скидываются чем могут — пряники, сушки. Какой-никакой прикорм ребенку был — всё же со свободы нам никто не помогал.
На дорогу домой нам выдали 800 рублей. Но дома как такового не было, так что первое время жила в приюте для матерей в трудной ситуации. Там периодически предлагали работу сиделкой у пожилых людей, я бралась. Потом удалось получить материнский капитал и купить квартиру в дальнем пригороде, удалось вернуть из детдома (забрали на время срока) старшего сына. До колонии я работала барменом и официанткой в разных общепитах. Сейчас сижу дома с детьми. Регулярно откликаюсь на разные вакансии, недавно мне отказали даже в месте технички на заводе, назвав причиной судимость.
На свободе чувствуешь себя изгоем, когда постоянно тыкают в твой опыт, в какой-то момент я даже приняла решение больше не скрывать и не замалчивать эту тему — всё равно город маленький, а перед всеми постоянно оправдываться нет ресурса. Тема слишком стигматизирована, чтобы тебя воспринимали адекватно, поэтому прозрачность базы судимости особенно причиняет неудобства.
Параллельно поискам работы, естественно, пытаюсь устроить младшего сына в садик. На этом круг замыкается: прививочный сертификат остался в колонии, и, хотя я регулярно отправляю запросы, получить его не можем. Это, пожалуй, самая страшная из проблем, потому что потом нас ждет школа, где тоже попросят сертификат…
Андрей Курьянов, занимается строительным бизнесом
Есть собаки, предпочитающие ошейник, нося который они обеспечены едой, — другие предпочитают быть голодными, но свободными. Так и люди. Я со студенчества понимал, что не буду работать на зарплату. Сначала взял в аренду автомойку, первым у себя в городе стал мыть машины. Потом были страховая компания и ночной клуб. Важным проектом стали медиапродукты. Я делал музыкальный глянец про «Общественное российское телевидение», был креативным директором журнала. Потом в моей жизни случились три тюремных срока. За время первого журнал оказался в точке невозврата, и я подался в строительство. У меня было техническое образование, но не хватало практических навыков — устроился помощником директора в строительную фирму к друзьям и всему учился. Через два года снова попал в тюрьму, после выхода нужно было продолжать развиваться. Получил специальность по оценке бизнес-недвижимости, во время учебы работал грузчиком на переездах — был такой необходимый этап для развития своего дела. Мы с товарищем организовали производство металлопластиковых конструкций. Дело стало достаточно прибыльным, и на нас подсели менты. Заводили разговор о том, что надо делиться, после которого я попал по 228-й (два предыдущих раза были по этой же статье). Если ты куришь траву, то в любом случае либо несешь ее до дома — хранишь, либо делишься — распространяешь. То есть понятно, что формально у полиции были основания на арест, но параллельно забрали бизнес…
Я бы не сказал, что зона у меня отняла возможности карьеры, — в любом случае мне было интересно именно предпринимательство. Понятно, что в собственных проектах судимость не может быть преградой. Еще, конечно, мне повезло с эпохой, в которую живу: начало моей карьеры пришлось на 90-е. Родись я лет на 15 раньше — и встраиваться в систему было бы куда сложнее.
Говорю про себя, что получил три высших образования на светлой стороне и три высших образования на темной стороне. На светлой стороне я выбрал направление и структурировал его: получил специальности по журналистике, инженерии и промышленно-гражданскому строительству, оценке бизнес-недвижимости.
На темной стороне — я просто не отказывался от возможностей, которые выпадали. В Омской области я приобрел навыки тьютора. Это был проект фонда «Врачи без границ», курс «Равный обучает равного», профилактика инфекционно-вирусных заболеваний в местах лишения свободы. Проходило два-три семинара в год, приезжали тренеры, с которыми мы изучали тему и учились сами разрабатывать семинары. Когда ты понимаешь, как строится тренинг, ты можешь провести занятие на любую тему, так что это невероятно полезный навык. Потом мы сами обучали этому курсу других заключенных и проводили тренинги среди них. В последний срок я снимал фильм («25 шагов», Андрей Курьянов. — Прим. автора) о колонии, в которой находился, — это была инициатива администрации. Так что удалось изучить съемку и монтаж. Я не занимаюсь напрямую тренингами и авторским кино, но в любом случае это теперь часть меня, то, что в какой-либо форме я использую в жизни и работе.
После третьего срока у меня родилась дочка. Друг дал мне проект — руководить строительством дома: семь подъездов, 22 этажа. На раздумья особо не было времени, закончился этот проект — появились следующие. Потом организовал свое дело, пока копил — развозил пиццу, таксовал. Конечно, в основном через знакомых. Мне кажется, друзья, контакты значат очень много: когда у тебя нет коммуникаций, ты находишься в вакууме, даже если формально ты не в тюрьме. Я рад, что не было какого-то перерыва после зоны, мне важно было скорее оказаться в реальной жизни. Свобода для меня — это ответственность: чем больше ответственности на себя берешь, тем свободнее становишься.
Марина Клещёва, актриса Театра.doc
Я живу в Серпухове — город маленький, все всё вроде знают. Но у людей обычно как? Тебя не будут спрашивать: «За что сидела?» — всё проще: если сидела, значит, должна воровать. С наемным трудом было плохо, в итоге открывала свои ИП — ларьки, магазины. К торговле всё же надо иметь предрасположенность, у меня часто случались недостачи, которые не получалось проконтролировать, так что с этим я закончила.
Ты идешь туда, где не будут проверять твое прошлое: ларьки, палатки. Работаешь за хлеб.
Я освободилась из колонии в начале нулевых. Мне дали материальную помощь на первое время — я была лауреатом «Калины красной», участвовала в театре.
Театр.doc к нам приезжал в колонию, мы с волонтерами ставили несколько спектаклей: «Король Лир», «Мнимый больной», — они брали у нас интервью, проводили свои спектакли. Это было то общение, которого не хватает в колонии людям, которые хотят жить. Но, выходя, мы понимали, что наше творчество нужно только в колонии. Со всеми случается синдром ГУЛАГа: вечно ищешь работу, слышишь разговоры за спиной, у тебя появляются комплексы, находишь соответствующих партнеров… В итоге все закомплексованы — и идут к другому криминалу.
Через 12 лет мне позвонили из Театра.doc: Лена Гремина предложила сыграть спектакль про свою жизнь («Лир-Клещ», Марина Клещёва в роли самой себя, режиссер — Варвара Фаэр. — Прим. автора). Тогда я села и подумала: или я буду по жизни переться с этим шлейфом и мной будут вытирать полы, или я сейчас выйду и скажу всё как есть. Я вижу обратную связь — это снимает комплекс, дает знание, что у меня есть своя миссия.
Понятно, что игра в театре — это не про деньги. Спасает кино: снимаюсь в фильме, потом растягиваю гонорар на полгода, жду следующих проектов. А Театр.doc дал мне гораздо больше, чем материальное: произошла переоценка ценности, я ловлю, действительно ловлю кайф здесь.
Мне пишут иногда люди: «Кто выпустил тебя на сцену, иди откуда вернулась». А другие, наконец, начинают видеть людей, а не номера статей за их преступления — в этом, пожалуй, и есть моя роль.
Еще устроилась недавно в охрану в Серпухове. На подработку, моими сменами закрывают форс-мажоры. Вот, с вечера вышла на смену, а утром приехала в Doc. Чем закончится, не знаю…
Ольга Подоплелова, юрист в «Руси сидящей»
(неправительственная организация, оказывающая помощь людям, столкнувшимся с пенитенциарной системой)
Закон действительно ограничивает возможности трудоустройства в нескольких сферах деятельности для людей с судимостью. Это, например, педагогика и банковская работа. В таких случаях отказ в трудоустройстве будет соответствовать действующему законодательству; насколько это реально необходимая мера — отдельный вопрос. Когда человек освобождается и в течение длительного времени пытается устроиться на работу в «разрешенную» сферу, а его не берут после проверки на судимость — это незаконно и является своего рода дискриминацией. В такой ситуации можно попытаться открыть гражданский иск, но на деле это сложно. Нужно получить от работодателя справку, где будет указана именно эта причина, а обычно всё же формально пишут любую другую. В первую очередь это проблема стереотипов и предубеждений, которые существуют в отношении бывших заключенных. Я считаю, что важно в целом работать с восприятием людей и юридическими методами создавать для работодателей стимул брать на работу людей с тюремным опытом.
В «Русь сидящую» мы получаем запросы о помощи с трудоустройством — с другой стороны, мы получаем иногда предложения от работодателей, которые, на наш взгляд, не подходят, так как не соблюдают минимальные условия труда. Предлагают вахты на севере России, пятидневка с 12-часовыми сменами за 30 тысяч в месяц.
Мне кажется, это оттого, что образ освободившегося человека (к сожалению, отчасти справедливо) отчетливо ассоциируется с отсутствием выбора, привычкой к низкооплачиваемому труду и невозможностью защитить свои права.
Естественно, мы не можем такое рекомендовать людям. Насколько я знаю, бывают проблемы даже с получением пособия по безработице, когда человек, освободившись, не может предоставить справку с последнего места работы, хотя на деле пособие предусмотрено для каждого неработающего гражданина. Это немного абсурдная ситуация: человеку после долгого отсутствия на свободе необходимо разобраться в бюрократических моментах, но для этого не предусмотрено специального сопровождения, как будто просто удобнее его вытеснить и ни с чем не разбираться.
Мне кажется, что пенитенциарная система в целом нуждается в большой реформе: выход из мест лишения свободы — это тот момент, к которому должна идти подготовка с самого попадания человека в учреждение. Если мы говорим про систему труда, то хотелось бы, чтобы условия работы были приближены к условиям на свободе, чтобы было охвачено больше профессиональных сфер, в идеале — чтобы у людей, которые готовятся к выходу, была возможность работать на внешних предприятиях. Сложно не заметить, что во многом нынешние места лишения свободы функционируют по образцу советских трудовых лагерей. Так что для фундаментальных перемен стоит работать над выведением системы труда в местах лишения свободы из-под ведения ФСИН.
Telegram-канал дня
Доставка на Гороховую
Текст: Анна Боклер
Редактор: Ирина Филатова
Корректор/литредактор: Варвара Свешникова
Фото Андрея Курьянова из его личного архива
Фото Марины Клещёвой из театрального фотоблога Елены Коноваловой
Обложка: igor kisselev/Shutterstock
Сергей М. три раза нарушал закон: два раза сидел по 206-й статье УК РФ («Хулиганство») плюс условный срок по «народной» 228-й статье УК РФ («Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка без цели сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов»).
— Последнюю судимость сняли досрочно два года назад, но до сих пор не могу никуда устроиться работать! — сообщает он. — Работал в ИП и ООО, где не надо было заполнять анкету. Недавно переехал в Москву к родственнику, так даже простым водителем с этим волчьим билетом никуда не берут. У всех теперь служба безопасности, которая «пробивает» на судимости. Я так понял, мне теперь всю жизнь работать дворником. И то если возьмут.
По результатам соцопроса, проведенного исследовательским центром портала SuperJob.ru среди 500 российских компаний, лишь 8% работодателей готовы взять на работу человека с непогашенной судимостью, и то при условии подробного знакомства с обстоятельствами совершенного преступления. Не хотят принимать такого соискателя 67% респондентов. Четверть участников опроса «затруднилась с ответом», но и они скорее «нет», чем «да».
Существует целый список профессий, в которые судимым по вполне понятным причинам путь заказан. Их никогда не примут на работу в образовательные учреждения. Им не бывать сотрудниками прокуратуры, адвокатуры и судебных органов. Они не нужны на таможне, в авиации, в ФСБ…
На самом деле запрет на профессию трактуется намного шире. Людей, вернувшихся из мест не столь отдаленных, не ждут нигде. Их боятся, им не доверяют. Если работодатель узнает о судимости, сразу следует отказ в приеме на работу без объяснения причин. Снята судимость давно или было условное наказание 10 лет назад — роли не играет. Получается, что такое пятно в биографии — пожизненное клеймо, которое автоматически превращает бывшего осужденного в человека второго сорта, в изгоя, по сути.
— К нам на «горячую линию» поступает около 10 звонков в неделю от тех, кто освободился и не может найти работу, — говорит Петр Курьянов, эксперт фонда «В защиту прав заключенных», который занимается поддержкой отбывающих наказание в исправительных учреждениях. О проблемах бывших зэков он знает не понаслышке — сам не раз оказывался в таком же положении. — У нас нет договоренности ни с одним работодателем, который бы принимал эту категорию на работу. Я не хочу никого обнадеживать, зная по себе, как это — жить без денег. ФСИН дает крохи на проезд. Второй-третий день на воле — и человеку уже нечего есть.
Он вспоминает, как фонду в свое время помогало крупное строительное управление, возводившее дома по всей Москве. Была договоренность о трудоустройстве судимых москвичей. Но компания обанкротилась, а других желающих помогать вчерашним сидельцам пока не нашлось, хотя работы в Москве, по мнению Петра, хоть отбавляй!
и отнимут сумку…»
— Сколько строек кругом, но везде рабочие из Средней Азии! Рядом с нашим офисом развязку делают — почему не взять наших людей? Мы направляем сведения в Центр занятости населения Москвы, отправляем анкеты по Ватсапу. Заместитель директора Лариса Анатольевна Непочатых всегда вникает и делает что может. Но проблема в другом: аппарат неповоротливый. Кроме того, чиновники часто относятся к человеку с судимостью с пренебрежением.
— Чем вы еще можете помочь?
— Дать телефон, компьютер, открыть эти базы «Работа в России». Часто сам садишься за компьютер, начинаешь звонить: «Здравствуйте! У вас есть вакансия? Я недавно освободился из мест лишения свободы. Возьмете меня?» — «Нет». Говорю прямо о судимости, чтобы избавить человека от лишних поездок и трат на дорогу. Приходил вчера человек, у него слезы на глазах: не хочет в тюрьму, а жить не на что. Когда слышу очередной отказ, иногда просто не выдерживаю: «Вы ему сейчас отказали — не обижайтесь, если именно вы или ваша супруга попадетесь ему на дороге. Хорошо, если просто отберет сумку, а не даст по башке!»
Проблема еще и в том, что после 5–7 лет в колонии прежние трудовые навыки утрачиваются, теряется квалификация. Мало кому удается найти за колючей проволокой работу по специальности.
— Это единичные случаи, — соглашается Петр, — но наши люди готовы на любую работу: копать, грузить. Порой соглашаются даже на рабские условия от полной безысходности. Лишь бы платили и не «кидали». Существуют «серые» схемы. Слышали про перекупщиков рабочих рук? Они составляют договор на 500 человек, создают ресурсы в Интернете. Человек работает месяц, а потом ему говорят: «Денег нет. Вопросы не к нам, а к тем, кто нанимал!». А тех и след простыл.
* * *
…У Инны Бажибиной, координатора фонда «Русь сидящая», совсем другая история. В январе 2010 года она была осуждена на 15 лет лишения свободы (ч. 4 ст. 188 УК РФ и ч. 3 ст. 174-1 УК РФ) и взята под стражу в зале суда.
— Преступление было экономическим, и через два года статью, по которой меня приговорили к огромному сроку, декриминализировали. Руководитель моей фирмы провел в тюрьме три года, а я два, — рассказывает Инна. — Я работала главным бухгалтером и после этой истории поняла, насколько легко законопослушному гражданину оказаться под уголовным преследованием. Поэтому возвращение в специальность для меня было закрыто. Не потому что не брали — мне хватило моих пятнадцати лет. Мне поступали предложения о работе главным бухгалтером, но настолько меня эта ситуация перевернула, что даже подумать было невыносимо.
Она вышла на свободу с другими глазами, когда все, что происходит вокруг, воспринимается по-другому и мир, казавшийся безопасным, вдруг являет свои уродливые очертания.
— Ты идешь по улице и видишь, сколько наркоманов вокруг, потому что ты их научилась различать по рукам, по глазам. Гуляя у дома, ты обращаешь внимание на шприцы «красная шапочка» (инсулиновый шприц, первые «инсулинки» были с красным колпачком. — Е.С.), разбросанные вокруг школ, — значит, кто-то снабжает детей наркотиками. И ты постоянно ощущаешь: тюрьма очень близко.
— Понимаю, почему вы раз и навсегда закрыли для себя тему возврата в профессию. Но наверняка есть бухгалтеры, которые после освобождения вновь решились засесть за финансовые отчеты?
— Знаю одну женщину-коллегу, с которой повстречалась в камере. Она тоже не хотела возвращаться в профессию, но образовавшиеся за время отсидки крупные долги вынудили ее на это пойти: не секрет, что главный бухгалтер — достаточно высоко оплачиваемая должность. Это парадоксальная ситуация, но те бухгалтеры, которые прошли через тюрьму, ценятся еще выше, потому что у них большой опыт общения с нашими правоохранительными органами. Его больше ниоткуда не почерпнешь. Я вам больше скажу. Когда я сталкивалась по разным житейским поводам с представителями этих структур, они говорили: «Вы крутые!» А когда они сами туда попадают, то оказываются на порядок слабее и трусливее.
— Инна, к вам как координатору правозащитного фонда, наверное, не раз обращались люди, которых после освобождения никуда не берут…
— Знаю много таких историй. Задача общества состоит в том, чтобы этот человек интегрировался, но заинтересованности тех, от кого это зависит, не вижу. Поэтому у нас 70 процентов рецидива. В основном трудоустройство происходит по личным связям.
Еще один фактор, который существенно влияет на ситуацию: на всем протяжении длительного срока отбывания наказания люди не трудоустроены, потому что в редких колониях есть такая возможность. Там производство загибается. Представьте себе: нормальный мужик трудоспособного возраста 8–9 лет не работает. Кем он выйдет? Он уже не способен ходить и выполнять регулярную работу. Все это подталкивает к рецидиву. Некоторые сами являются в отделение полиции и говорят: «Осудите меня за какую-нибудь мелочевку. И вы преступление закроете, и у меня будет крыша над головой».
Годы, проведенные за решеткой, накладывают штамп на внешность и манеру поведения человека. Если даже нет характерных наколок, опытный взгляд всегда разглядит в бывшем зэке с солидным уголовным стажем трудно смываемый отпечаток зоны. Но и в тех случаях, когда на лбу ничего не написано, прошлое не скроешь.
Когда-то совершенное преступление преследует человека всю жизнь, потому что информация хранится в базе ГИАЦ РФ и в любой момент может всплыть. Даже в случае, когда судимость погашена и юридически человек считается «чистым», стереть этот факт из базы МВД практически невозможно.
Непонятно другое: почему закрытые сведения доступны сотрудникам всевозможных служб безопасности, которые на раз-два выясняют факт судимости того или иного гражданина? Бывший сотрудник правоохранительных органов, пользуясь старыми связями, может проверить подноготную претендента на рабочее место, грубо попирая закон о неразглашении персональных данных.
Трудности, которые испытывают судимые в поиске работы, часто связаны с тем, что работодатели относятся к этой категории населения предвзято, предпочитая не вступать в деловые отношения. Вдруг такой сотрудник что-нибудь украдет, спровоцирует конфликт или разберется с начальником «по-мужски».
Кроме того, далеко не у всех есть регистрация, нередко имеются серьезные проблемы со здоровьем. Но основной сложностью, как сообщили мне в Департаменте труда и социальной политики, является недостаточная мотивация самих бывших осужденных: «Как правило, продолжительное время не работающие граждане привыкают жить вне всяких обязательств и не готовы брать ответственность за свое материальное обеспечение. Но даже при трудоустройстве работодатели зачастую вынуждены увольнять бывших осужденных из-за того, что те страдают алкогольной зависимостью и без уважительных причин не выходят на работу».
* * *
Долгожданное освобождение становится для многих дорогой в ад: ни жилья, ни работы. Родственники, как правило, не встречают их с распростертыми объятиями и часто вообще не пускают на порог. Социальные службы пытаются помочь тем, чей срок наказания уже подходит к концу. Есть даже «Школа подготовки к освобождению» с осужденными из отрядов по хозяйственному обслуживанию следственных изоляторов города Москвы.
В отделении «Востряково» Центра социальной адаптации для лиц без определенного места жительства имени Е.П.Глинки находятся люди, которых после тюрьмы нигде не ждут. Сегодня там 40 человек, в этом году каждый четвертый был официально трудоустроен.
А сколько тех, кто бродит по городу со справкой об освобождении и получает отказ за отказом?
Петр Курьянов выход видит в законе о квотировании рабочих мест для судимых. В ряде регионов такой закон уже принят. В частности, в Пензенской области работодателей давно уже обязали брать на работу бывших заключенных. Квота на прием экс-заключенных для предприятий, где работает от 35 до 100 человек, составляет одно рабочее место, а для более крупных компаний — один процент от среднесписочной численности работников. Такой же закон есть и в Московской области.
— В Москве такое количество работодателей и тех, кто не может трудоустроиться! — говорит Петр. — Здесь ведь множество строительных фирм, которым нужны рабочие руки. Если добиться принятия такого закона, то организациям придется принимать тех, кто освободился из мест лишения свободы. В случае отказа можно будет сразу писать жалобу в прокуратуру. Хотя я сам отправлял запрос в прокуратуру Московской области с целью выяснить, сколько было возбуждено административных делопроизводств за неисполнение закона о квотировании. Пришел ответ: ни одного…
Доказать, что человека не приняли на работу именно по причине судимости, достаточно проблематично. У работодателя всегда найдется тысяча отговорок.
— Сейчас в Москве действует квота исключительно для инвалидов и для молодежи. Что касается бывших заключенных, то, на мой взгляд, нужно быть осторожными с административными рычагами воздействия на рынок труда. Это возможно сделать, если у работодателя будет прямая заинтересованность и социальная ответственность в решении этого вопроса, — говорит Андрей Бесштанько, заместитель руководителя Департамента труда и социальной защиты населения Москвы. — Поскольку эти люди из категории граждан, испытывающих трудности на рынке труда, у них есть право на меры социальной поддержки в связи с безработицей. Ее размер, конечно, минимальный, потому что нахождение в местах лишения свободы не относится к понятию занятости. Дополнительные средства выделяются из бюджета правительством Москвы.
Ежегодно за содействием в поиске работы в Центр занятости населения Москвы обращается порядка тысячи человек, освободившихся из мест лишения свободы. Возраст от 40 до 48 лет, 60% имеют среднее специальное профессиональное образование, 40% — высшее, но лишь у каждого пятого имеется приемлемый опыт работы по специальности. География запросов, поступающих из ФСИН, широка: это и Ивановская, и Костромская области, и Мордовия.
— Далеко не все обращаются в центр занятости. В местах лишения свободы у человека складывается определенная психология, и вернуть его в состояние активного поиска очень сложно. Даже если есть мотивация для трудоустройства, найти работу непросто, потому что у большинства работодателей не только судимость, но и факт открытия уголовного преследования претендента вызывают отторжение. Тем не менее нам удается трудоустроить каждого четвертого, — продолжает мой собеседник, — причем половина занята на постоянной основе, а половина на временной. Обычно речь идет об офисных и рабочих специальностях.
…Василий Гинда из своих 68 лет почти 42 года провел в местах не столь отдаленных. Несколько сроков по тяжелым статьям.
— Мокруха есть, я убил человека. И сейфы вскрывал, — не скрывает Василий. — Но бывало, обвиняли в том, чего не совершал. Мои отпечатки пальцев в каждом уголовном розыске. Сидел почти без перерывов. А потом решил завязать, потому что надоела такая жизнь. Три года назад освободился, пытаюсь найти работу, но везде — отказ!
Несмотря на далеко не санаторные условия жизни, он выглядит значительно моложе своего возраста. Чувствует себя, по его словам, на 30 лет. У Василия есть несколько профессий. Он мог бы работать слесарем, водопроводчиком, столяром-краснодеревщиком, трактористом. Но с его «живописной» биографией никуда не принимают.
— Мое положение катастрофическое, — признается он. — Есть маленькая пенсия, но на нее не прожить. Нахожу разовую работу — за 300–500 рублей в день клею этикетки, чтобы просто вечером покушать. Много раз пытался устроиться, даже депутаты меня сопровождали; сразу не отказывали, а через несколько дней звонок: «Извините, все места заняты!». Спрашиваю в полиции: «Что мне — воровать?» — «Воруй, но не попадайся. Попадешься — посадим!»
В нашей стране дискредитация по возрасту при приеме на работу.
Если вы женщина старше 40 лет, ваше резюме даже читать никто не будет, будь у вас хоть тридцать три высших образования и столетний опыт работы. Работодатель об этом даже не узнает, потому что 20 летние безмозглые НR выкинут ваше резюме, отсеив по возрасту, не заглядывая в текст.
А есть что то надо, вот и идут туда, куда возьмут.
Одна моя знакомая, отличный юрист 53 лет, после развала закрытия организации, в которой она работала, смогла найти работу только на цементном складе. Теперь мешки с цементом считает.
При этом юристы требуются, но не старше 35, максимум 40 лет. Хотя, чем старше юрист, тем больше у него опыта, тем он лучше. Работодатели просто кретины.
Найти работу в регионе не сложно: множество вакансий, Центр занятости, знакомства. Но это для обычных людей. А как быть недавним заключенным? Об этом в материале «АиФ-Калуга».
Учись везде
На территории региона открылся специализированный исправительный центр. Его основное отличие от подобных учреждений в том, что заключённые могут трудиться не только в пределах «колонии», но и на предприятиях за пределами мест заключения. И что немаловажно, их работа оплачивается.
В самом центре есть все необходимое для достойного содержания. Комнаты отдыха с двухъярусными кроватями, кухня, прачечная с современными стиральными машинами, гладильная, сушилка, душевая, досуговая комната с телевизором и ноутбуком.
«Постояльцам» разрешено пользоваться мобильными телефонами, приобретать автомобили и прочее имущество. У всех осуждённых есть возможность ходить в отпуска, но максимум на 18 дней. Выходные также можно проводить за стенами центра. Некоторые проживают в городе с семьями.
Часть заработка уходит государству, остальное остается на нужды заключённых. В центре всего 45 мест. Как только кто-то выходит на свободу, почти сразу известно, кто будет следующим. Попасть туда можно из других колоний. И не имеет значения, по какой статье отбывает наказание человек, строгий режим или общий — перевод нужно заслужить. В зависимости от тяжести преступления, необходимо выполнить ряд условий, отбыть часть срока без нарушений, сделать запрос начальнику колонии и далее, в судебном порядке, будет рассмотрено изменение меры пресечения. Попадающие в центр осуждённые могут трудиться в местных теплицах, на пекарне и других производствах или же трудиться на сторонних предприятиях, причём на хороших должностях, типа инженера-конструктора или финансиста.
Такие возможности есть далеко не для всех заключённых. Но выучиться и получить профессию для налаживания жизни на воле может каждый. Работают в стенах мест лишения свободы профессиональные училища, выдаются дипломы. Те, кто прилежно трудился, после освобождения получают справку о рабочем стаже, который впоследствии заносится в трудовую книжку.
Кто поможет
Отследить, помогли ли полученные в колонии навыки гражданам, вставшим на путь исправления, практически невозможно.
«Когда открывали исправительный центр, пытались отыскать тех, кто устроился после освобождения на работу. Но у многих семьи, дети, и они категорически не хотят общаться», — рассказывает представитель пресс-службы УФСИН по Калужской области Ирина Баранова.
Есть кому помочь бывшим заключённым и на долгожданной воле. Обычные центры занятости не вправе отказывать таким гражданам. Они имеют такие же права, как и обычные люди, лишившиеся работы. Психологическая помощь, профориентация, обучение при необходимости, подбор вакансий и составление резюме, привлекающее работодателя — всё доступно, прокомментировала главный специалист Центра занятости населения Калуги Анна Шуберт.
Наличие судимости, конечно, играет роль. Да и в центр занятости за такой помощью в год обращается не больше десятка бывших сидельцев.
Бывшие заключённые при трудоустройстве имеют равные права с обычными людьми.
«Те, кому требуются работники с низкой квалификацией, например, на благоустройство или сортировку отходов, не отказывают бывшим зэкам. Что же касается предприятий, где возможен какой-то карьерный рост, то всё зависит от настроя самого человека», — подчёркивает Анна.
Общественных организаций, помогающих отбывшим наказание устроится, в регионе нет.
«Мы давно ведём разговор о том, чтобы создать Центр для помощи бывшим осуждённым, но пока это на уровне вялотекущих переговоров, — отметил уполномоченный по правам человека в области Юрий Зельников. — Подобные центры вполне благополучно работают в Красноярске и Персмском крае. Идею не оставляем и готовы перенять опыт других регионов».
Прийти экс-осуждённый может и в областной Центр социальной реабилитации лиц БОМЖ в микрорайоне Северный. Находясь там в течение нескольких месяцев, можно получать двухразовое питание, восстановить документы, получить помощь в оформлении инвалидности, а также трудоустроиться.
Однако, несмотря на всестороннюю помощь в приобретении профессии и адаптации к нормальной жизни, трудовые карьеры бывших заключённых практически не контролируются. Многие предпочитают начать новую жизнь с чистого листа, скрывая прошлое всеми возможными способами.